Пришвин и цензура: не школьная литература, часть вторая

Зюзюки

Многие завидуют свободе писателя; людям, далеким от литературы, выбор темы кажется делом очень легким; взял, что попалось на глаза - и расписывай для легкого чтения, а для трудного и поучительного тоже, кажется, столько дает материала наша несправедливая жизнь - бери, осуждай и витийствуй! Сами писатели часто упрощают свою задачу, принимая писательство как стилистическое упражнение на готовую тему; не важно, мол, то, о чем писать, а важно - как написать. Очень возможно, что соблазн чего-то готовенького и является истоком так называемой «литературы фактов»: факт означает нечто сделанное, к чему стоит только прислониться литератору-и получится литература факта. Не от бестемья ли в сердце литератора явился фетишизм факта?

Считаю самым опасным для писателя, когда он лезет к материалу жизни, только чтобы написать о нем, и без внутреннего родства подходит к чужой жизни. Пустое это занятие! Под голубым же небом рожден я, вырос среди зеленых деревьев, на милой траве, мне понятна музыка ветра до того, что почти не нуждаюсь в концертах, и тоже понятна детская наивно прекрасная душа неразвращенного человека; вокруг такое множество чудесного материала... зачем мне Каляевка? Ни за какие, деньги не пошел бы я собирать там свои материалы, но вышло все помимо моей воли. Мне открылось, что мы в своих суждениях о Каляевке ошибаемся. Судя обо всем учреждении только по тем, кто попадает в город и дебоширит, мы совершаем преступную ошибку и совсем закрываем глаза на подвиг воспитателей в исправительном доме, работников, может быть, даже и спасающих людей. При размышлении об этом у меня явился задор найти в Каляевке что-нибудь отменно хорошее, написать об этом в местной газетке и поднять бурю в сердцах граждан. Порыв этот, вероятно, так бы и остался порывом, и я не собрался бы в Каляевку, если бы оттуда не явился ко мне некий Алексей Иванович Майоров с тетрадкой стихов и не попросил меня прочитать его сочинения.

- Если годится,- сказал он,- то пустите.

- Напечатать?

- Ну да, напечатайте, а невыдержанное пришлите на выдержку.

Прочитав работу, я понес ее всю «на выдержку» и так познакомился нежданно, негаданно с Каляевкой.

Не могу назвать труды Майорова прямо бездарными; все сочинения его устремлены в узкую сторону стенгазеты: это совсем новая у нас литература, где не только какие-нибудь стилистические тонкости, а даже просто орфографическая грамотность поглощается экспрессией и актуальностью,- так выходит: что в стенгазете отлично, во всяком другом месте никуда не годится. Очень возможно: все происходит от непривычки к этой истинной литературе фактов.

Любителю литературы надо бы теперь изучить тысячи стенгазет в стране, открыть в них стиль и ввести его в культуру языка. Будь я редактором, тоже, конечно, не мог бы напечатать труды Майорова, но в стенгазете в Каляевке наверно они имели огромное значение своей удивительной фактичностью:

Одна из девушек любила

Конечно зава ...

Я не сомневаюсь, что девушка такая была, что среди калек она должна была выбрать, конечно, зава. Едва ли это поэзия, но сила языка oт сжатости духа действует так же, как и поэзия; стоит прочесть эти стихи, и долго не можешь от них отделаться и повторяешь:

Он ей был мил,

И что ж за это получила?

Кирпич по шее девку бил.

... И денег ни гроша.

Довольна тем, что заслужила:

В союз она членом прошла.

Плохо было, что об’яснить ценность и недостатки стихов я не мог автору. Когда я говорил об их местной ценности, он умолял меня их напечатать, когда говорил о недостатках, он повторял: Что вы с меня спрашиваете - я рабочий! Нет, я не рабочий, я чернорабочий! Нет, я не просто чернорабочий, я трижды чернорабочий! Собрание сочинений Майорова - это тетрадь в зеленой обложке с надписью: «Стихи и проза». Вслед за тем, в скобках: «97 листов». На обороте - карандашом: «писано простым, чистым рабочим языком». Вслед за этим: «В полтора часа можно прочесть». На шмуцтитуле очень старательно выведено: «Стихи мои первоначально были использованы и без всяких поправок в стенной газете «Зоркий глаз» при колонии имени Каляева». На обратной стороне шмуцтитула, там, где обыкновенно печатается разрешение Главлита вместе с тиражом, обращение к издательству:

Не обращайте внимания

На знаки препинания - ,

Это мои непонимания,

А также на знаки ударения -

Это мои неумения.

Мне известно, что автор пришел к такому смирению и даже легкой иронии над собой после бурных схваток с редакциями, не желавшими его печатать.

Предисловие

Трудился над стихами,

Ноченьки не спал,

Труды мои пропали,

Писать я перестал:

Связь потерял с редакцией.

Сам лично он характеризовал мне добавочно это свое состояние словами: «Загорелся фитиль с другого конца». Значит, вероятно, запил.

Автобиография

Попа не постыжуся,

Скажу ему в глаза,

Что бога не боюся,

Ему Я не молюся

И вынес образа.

Так начинается автобиография случаем из детства автора, когда священник в школе дал мальчугану здоровенную оплеуху. Вот это будто бы и заставило Майорова в дальнейшем сделаться воинствующим безбожником. Обращает внимание одна мелочь правописания: на протяжении всей рукописи слово бог написано правильно, по-новейшему, т. е. с маленькой буквы, между тем как «Я» везде пишется большое:

Во тьме я родился,

И морга страшился,

И богу молился

И верил попу.

Безбожником стал Я,

С попом побранился,-

Не верю ему,

И свет мне открылся.

Одно время автор служил рабочим в совхозе Малыгино. К этому времени относится цикл стихотворений, из которых приведу одно как «литературу факта», сыгравшую, наверно, большую роль в совхозе.

часть третья

ВСЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА "УВЛЕКАТЕЛЬНО"